— И правильно, — миролюбиво согласился его собеседник. — Правильно, а то ведь я со зла да с отчаянья могу про тебя кое-что вспомнить… а, Изот?
- Не пугай, не пугай! — испуганно взвился Моржик. — Что ты вспомнишь, а?! Что?! Ну купил я себе справку. Белый билет купил, было! Так ведь когда было?! С тех пор одних амнистий штук пять прошло! Ну попрут меня из председателей! Так мне всё одно теперь на этом месте не усидеть долго, знаю я…
— Да что ты, Изот, что ты, друг сердешный, — зловеще пропел второй голос. — Кому до твоих белых билетов дело — через двадцать-то лет после войны? Я про другое, Изот…
— Не докажешь, — осип Моржик. — Не поверят.
- А на кой мне доказывать? — удивился человек. — С моей-то липой меня всё одно со дня на день загребут. Я на первом же допросе на тебя… — он добавил несколько мерзких слов (Олег с ним согласился), — покажу. Как ты работал на Великую Германию. В батальоне «Нахтигаль». И после того, как весь батальон большевички положили, ты, мразь, подался к Канарису и был заброшен в Совдепию, в Тамбовскую область. И как ты уже тут своих новых хозяев бросил, когда почуял, что не выгорело у них. И как белый билет ты не купил, нет — своими руками нарисовал, на чистеньких бланках, в германских типографиях отпечатанных. Я ж про тебя всё знаю, гнида.
— Откуда?… — захрипел Моржик. — Откуда знаешь, ты-и…
— Р-руки! — прорычал человек. — Ну?! — и беспощадно продолжал. — Возьмут тебя — и шлёпнут. А мне за тебя, глядишь, вышку на срок сменяют. У тебя ведь жена, сын — они-то про это и не знают ничего, а, Изот? Каково им будет на голом месте оставаться? Не надейся, что всё наворованное — домик этот в городе, машину, сберкнижки твои, подлюка! — им оставят. Конфискуют, да ещё и такое клеймо на всю жизнь припечатают!
— Га-ад… — панически простонал Изот. — Гад, гад…
— Я гад? — удивился незнакомец. — Не путай. Я эту власть, эту страну, ненавижу, сколько себя помню. Я с германцами до Москвы и обратно до Берлина шагал, а потом двадцать лет прятался — и ненавидел! А ты крал. Ты крал, вонючка! Ты сперва Совдепию предал, потому что так выгодно было. Как от германцев удача отвернулась — ты и их бросил. У Советов крадёшь. Победили бы германцы — ты б и их обворовывал… Так что выбирай, Изот. Или мне поможешь — и сам спасёшься. Или я тебя утоплю. В дерьме утоплю. Вот те крест. Ты меня знаешь.
— Что нужно? — неожиданно деловито спросил Изот.
— Документы, — коротко ответил человек.
— Быстро не смогу, а много времени у меня нет. На днях я из председателей полечу, как бы из партии не погнали…
— Ух, какой ты идейный!
— Идейный не идейный, а партбилет вещь важная…
Олег окаменел на скамейке и перестал дышать. В нескольких метрах от него на пустынной улице разговаривали два страшных хищника — таких, какие уже и перестали встречаться в его время. Никакие мафиози, никакие уголовники не могли с ними сравниться — куда там! Олег понимал это чутьём. И тем же чутьём осознавал, что его спасение — в полной неподвижности, пока это возможно. Если он выдаст себя — его просто никогда не найдут. Даже останков. И ни приёмы, ни нож на ноге не помогут.
Даже подумать об этом было страшно.
Но при этом он продолжал слушать. И фиксировать.
Два хищника на дороге по-прежнему говорили — негромко и деловито.
— Слушай сюда, — вдруг сказал Моржик. — Давай так. Ты мне, я тебе. Ты сделаешь так, что я останусь председателем, а я тебя спрячу. Месяцок посидишь, потом достану тебе документы — полный набор. Если хочешь, даже охотничий билет.
— Кого надо убрать? — быстро спросил незнакомец. Олег сгорал от желания увидеть его лицо. Хоть на секунду.
— Бабу одну. Завтра утром она из моей Марфинки поедет на мотоцикле сюда, в Фирсанов. Где-то в начале восьмого.
— Пристрелить её, что ли? — осведомился незнакомец. Моржик даже зашипел:
— У-у, как ты мясником был, так и остался! Зачем мне такое?! Слушай сюда… В городе ночует один шоферюга, пьянь-пьянцовская. Он у меня в колхозе по командировке, а тут отпросился. Завтра утром быть ему на работе… Я тебе адресок дам. А ты с утра, до отъезда, его подлови. Столовку для водил знаешь?
— У заправки? Знаю.
— Вот там и подлови. Он там точно остановится. Сделай так, чтобы ужрался. Один его не пои, в компании — чтобы видели: сам уехал. А ты напросись ему в попутчики до саратовского поворота. На повороте он тормознёт…
— Я его вырублю, — подхватил незнакомец, — поверну сам на Марфинку, подкараулю бабу, подшибу, посажу твоего водилу на место — и к тебе.
— Точно, — Моржик хихикнул. — Я тебе потом нарисую, как на Марфинку ехать и как ко мне со стороны огородов добраться. Мусоров в такую рань на той трассе нет.
— Сволочь ты, Изот, — задумчиво подытожил незнакомец. — Ох и сволочь.
— Какой есть, — не стал спорить Моржик. — Согласен?
— Согласен… А ты сам?
— А я позже приеду. Ты осторожней будь. Баба на фронте в спецвойсках служила, не рассчитаешь — она тебя положит.
— В спецвойсках? — быстро переспросил собеседник Моржика. — Это ты меня порадовал. Ненавижу ихнего брата. Совмещу приятное с полезным! — и он засмеялся.
От этого смеха Олегу стало нехорошо. И в то же время он понял, что сидеть тут не имеет больше смысла. Двигая только правой рукой, он запихал носки в кеды, взял обувь в руку. Другой рукой поставил, закусив губу, велик на колёса. Возле дороги продолжали разговаривать на какие-то уже незначащие темы. Олег поднялся и шагнул.
Сперва он ощутил — не услышал, а именно ОЩУТИЛ всем телом — неприятный хруст. Потом в левой ноге вспыхнула и быстрой, горячей волной пошла по всему телу боль — острая и ярко-красная: именно такой цвет Олег вдруг увидел перед глазами. За первой волной прокатилась вторая, потом — ещё и ещё… Олег поджал левую ногу — подошву быстро и густо заливало тёмное, капало с пальцев. Ближе к пятке торчал краем глубоко вошедший кусок стекла.