Если в лесу сидеть тихо-тихо или СЕКРЕТ ДВОЙНОГО Д - Страница 2

Мама пришла к нему в комнату вечером — постучалась, Олег нехотя отпер и сел в кресло, приготовив наушники «сидюка» — в знак того, что немедленно прервёт любой контакт, если его вздумают уговаривать. Но мама не уговаривала — она села рядом, долго молчала, а потом спокойно спросила: «Ты правда не хочешь ехать за границу?» «Да,» — буркнул Олег. «С походом ничего не получится,» — так же спокойно сказала мама. «Знаю, не дурак,» — ответил Олег. «Будешь всё лето сидеть в Воронеже?» — поинтересовалась мама. «Буду,» — упрямо заявил Олег. «Глупо,» — заметила мама, но не так, что вроде Олега назвала дураком, а задумчиво, словно отвечая каким-то своим мыслям. Олег на неё покосился — сейчас она была немного похожа на прежнюю его маму, весёлую и находчивую, на которой держалась семья. Олег даже выключил «сидюк» — в наушниках Маршал как раз заявлял, что «только чёрный ворон знает ответ, а мы — нет!» (Олега, кстати, часто удивляло, до чего интересно, бывает, совпадают песни и происходящее в жизни, если не глядя включить кассету — почти колдовство!) «Ладно,» — спокойно, как будто что-то решив, объявила мама, поднялась и вышла из комнаты Олега.

Следующий день был пятница, короткий у мамы — она вернулась с работы, переоделась и немедленно уехала. Отец отмалчивался, и выходные Олег провёл в недоумении, к середине воскресенья перешедшем в беспокойство. Но мама вернулась вечером.

Правда, она так ничего и не объяснила Олегу, поэтому причины её неожиданного отъезда понятней не стали. Но вечером, ложась спать, Олег невольно подслушал, как разговаривали за стенкой мама и отец — довольно громко. «Ты бы видел, что там! — сердито и в то же время растерянно говорила мама. — Всё заброшено, развалено, людей — и тех почти не осталось, школа закрыта!» «Такое сейчас не редкость,» — отвечал отец. А мама, вздохнув, продолжала: «Почему-то я уверена: будь живы тётя Вера и Валюшка — такого не случилось бы… Знаешь, Дима, так неприятно было это увидеть, как обидно… Я же помню там всё совсем не таким!»

И Олег понял — мама ездила к себе на родину. В Марфинку, где родилась и прожила до двенадцати лет, где её мама — бабушка Олега — работала учителем и где до сих пор жили какие-то родственники. Потом Семёновы переехали в Воронеж, где мама в школе познакомилась с отцом. Это было давно, в шестидесятых годах. Потом у них родился сын — Олег, но не тот Олег, который он, а другой. Старшего брата младший Олег никогда не видел. Живым. Ему было тринадцать — столько же, сколько сейчас самому Олегу — когда он на велосипеде ехал по мосту через Воронежское море — и сумасшедшая легковушка сбросила его в воду… Олег появился уже после этого, хотя врачи и говорили, что маме не стоит рожать второй раз — что-то там в организме. Иногда мама с горечью говорила, что у них всё не слава богу, потому что уехали с родины. Отец морщился: «Ну и что бы ты стала сейчас там делать?

Мы с тобой уже не молодые — в огороде возиться!» Олега это удивляло — он знал, что его родители старше родителей большинства одноклассников, но «немолодыми» они не выглядели: мама — красивая, стройная, отец — сильный, подтянутый…

А Валюшка и тётя Вера — это лучшая подружка мамы и её мать, директор Марфинской школы. Они тоже погибли — и очень похоже, от чего, может быть, маме всё и казалось зловещим. Через год с небольшим после отъезда Семёновых тётя Вера с дочкой ехали в райцентр на мотоцикле (чуть ли не единственном на всё село — тётя Вера привезла здоровенный немецкий «Цундап» с войны, где воевала в спецназе ГРУ — Главного Разведывательного Управления!), и «студебеккер», возвращавшийся из района порожняком, сбросил мотоцикл под откос ударом своего передка — на полной скорости. Водитель был в стельку пьян и даже, кажется, не понимал, что сделал…

Мама рассказывала об этом. Она раньше вообще любила рассказывать про своё детство — а Олег любил эти рассказы слушать, удивляясь тому, какой странной и непохожей на нынешнюю была тогда жизнь. Но рассказ об этой аварии всегда заставлял его внутренне сжиматься. Мама рассказывала, что тётя Вера часто брала с собой кататься и её — особенно если ехала в райцентр, тогда это было событием, как сейчас поездка за границу. И, если бы Семёновы жили в селе, если бы мама опять поехала со своей подружкой — у него, Олега, сейчас не было бы мамы. Так он думал сначала, а потом до него дошло, что это ерунда. Не мамы, а его, Олега, не было бы! Эта мысль оказалась настолько жуткой, что Олег и сейчас помнил, как тогда, несколько лет назад, отчаянно мотал головой, словно вытряхивая страшную мысль из мозга, а потом принялся громко напевать…

Это он вспомнил, слушая голоса за стеной. Потом мама сказала ещё: «И получается, что там он будет совершенно один.» Отец спокойно возразил: «Тут он тоже будет один, Юрка-то его уехал. Я, если честно, себя виноватым чувствую — обещал парню… Пусть хоть так, если у него на заграницы аллергия.» «Нет, но вот ведь свинёнок! — негодующе объявила мама. — Израиль ему уже не то! Совсем заелся!» Отец вздохнул: «Я бы на его месте тоже послал все эти пляжи и пальмы к чёртовой мххх… короче, далеко. Надоедают они мгновенно, как будто тебя одними пирожными кормят. А наша средняя полоса…» «Это картошка с мясом, — насмешливо сказала мама. — Молчал бы уж, «наша»! Только в турпоходы из города и выбирался, ах природа, ах погода! А что такое воды натаскать для бани, ты знаешь? Или печь растопить?» «Ну так дай и ему это узнать,» — предложил отец.

Они ещё говорили, но тише. А Олег, лёжа в кровати, смотрел на звёздное небо за окном и пытался понять, что такое придумала его родительница — пытался, пока не уснул.